Гусевой, однако и тутъ многое вызываетъ недоумѣнія, потому что самая классификація рубрикъ недостаточно логична.

Примѣры: 1) Стихотвореніе Некрасова „Внимая ужасамъ войны" оказалось подъ заголовкомъ „Изъ быта (?) разныхъ сословій и людей". 2) „Утро въ горномъ ущельѣ“, изъ романа Лермонтова, помѣщено въ группѣ, носящей общее названіе „Природа въ разное время дня и года", а, Алушта днемъ“ Мицкевича отнесена къ „Картинамъ русской и чужой природы“. 3) Произведеніямъ, въ которыхъ говорится о художественномъ творчествѣ, данъ неточный заголовокъ „Отношеніе человѣка (?) къ искусству.

Можно вообще замѣтить, что при всей цѣлесообразности распредѣленія матеріала по принципу морально-психологическому, опредѣляющему и самый подборъ его, къ осуществленію такой группировки и подбора въ хрестоматіяхъ наша учебная литература можетъ приступить лишь послѣ тщательной теоретической разработки этой системы, весьма усложняющей трудъ составителя хрестоматіи.

Наиболѣе твердо установленнымъ въ принципѣ, но далеко не всегда проводимымъ на практикѣ является требованіе художественности отъ тѣхъ стихотвореній и прозаическихъ отрывковъ, которые попадаютъ въ хрестоматій. Срезневскій такъ формулируетъ это требованіе: „Надобно читать, но не что-нибудь, а съ выборомъ, читать только то, что можетъ дѣтямъ внушить любовь и довѣріе къ достоинствамъ родного языка, и что можетъ быть подвергнуто критикѣ ума строгаго и сердца праваго. Посредственное можетъ быть вреднѣе другого... Не давайте имъ (дѣтямъ) выучивать ничего такого, что должно перестать имъ нравиться позже, когда они станутъ умнѣе и требовательнѣе въ своихъ взглядахъ на прекрасное“.

Книги Острогорскаго и Гусевой въ этомъ отношеніи удовлетворительны, при чемъ у Гусевой выборъ произведеній сдѣланъ строже, въ хрестоматіи же Острогорскаго есть вещи и „посредственныя“. Таково, напримѣръ, описаніе, въ 4 строки (единственное, что взято изъ Вересаева), подъ заглавіемъ „Наступленіе ночи": выраженіе „трудовой день кончился“, въ ряду исключительно зрительныхъ образовъ, является отвлеченнымъ и обособленнымъ. Стихотвореніе Н. Морозова, изъ 8-ми коротенькихъ стиховъ, отзывается надуманностью. Вотъ оно: „ Полно убиваться! Полно тосковать! Пусть снѣга кружатся подъ окномъ опять. Пусть мятель ссыпаетъ горы у воротъ, лѣтомъ все растаетъ — и снѣга и ледъ!“ Плохое, скажу я, утѣшеніе для жителя, которому, не ожидая лѣта, приходится расчищать горы у воротъ“.

Вотъ, если бы въ концѣ стихотворенія была нарисована картина лѣта положительными штрихами, а не указаніями лишь на отсутствіе снѣга и льда, тогда это стихотвореньице, быть можетъ, и представило бы нѣчто цѣнное.

Я возражаю противъ включенія въ хрестоматію Острогорскаго не только нѣкоторыхъ вещицъ, но и нѣкоторыхъ писателей вообще. Уже изъ приведенныхъ мною выше фамилій видно, что Острогорскій отводитъ мѣсто и новѣйшимъ писателямъ: въ его книгу внесены Л. Андреевъ, М. Горькій, Бунинъ И., Бальмонтъ и другіе. Думаю, что эта погоня за новинками не къ лицу школѣ, и вотъ по какимъ соображеніямъ.

1) Нецѣлесообразно популяризировать среди дѣтей имена, которыхъ слава, быть можетъ, эфемерна, и которыя къ тому времени, какъ учащееся поколѣніе вступитъ въ жизнь, могутъ представлять пустой звукъ для общества. Заваливать же воспріимчивую дѣтскую память, которая многое удерживаетъ на всю жизнь, хламомъ значитъ не производительно затрачивать дѣтскія силы.

2) Вредно подводить дѣтей къ писателямъ, дѣятельность которыхъ связана съ текущей борьбой политическихъ партій, литературныхъ направленій, нравственныхъ воззрѣній: познакомившись по хрестоматіи съ фамиліей, положимъ, Л. Андреева и съ наслажденіемъ прослушавъ въ чтеніи учителя отрывокъ изъ его произведенія, ученикъ, естественно, потянется за стоящими въ книжномъ шкафу отца или валяющимися на рабочемъ столикѣ старшей сестры сочиненіями интереснаго писателя, а въ запрещеніи отца читать попавшаго въ хрестоматію и тѣмъ самымъ какъ бы рекомендованнаго школой автора увидитъ простой капризъ и неразумное стѣсненіе. Да и для мало знакомой съ Андреевымъ семьи, даже вообще для полуобразованной русской семьи, помѣщеніе его произведенія въ школьное пособіе дасть основаніе думать, что не бѣда, если Петя или Соня держатъ подъ подушкой его „Разсказы“. Не наталкиваемъ ли мы такимъ способомъ нашихъ дѣтей на чтеніе, менѣе всего воспитательное? Школу и дѣтскую душу нужно держать возможно дальше отъ треска современной общественной ломки и водоворота страстей: и психологія, и физіологія, и многовѣковой педагогическій опытъ, и опытъ нашей общественности въ послѣдніе годы краснорѣчиво говорятъ намъ это. А если у такихъ писателей, какъ М. Горькій и Л. Андреевъ есть что-нибудь весьма цѣнное, незамѣнимое для составителя хрестоматій, то при внесеніи этого въ книгу нужно при

нять мѣры къ огражденію дѣтей отъ дальнѣйшихъ дурныхъ послѣдствій: фамилію не помѣщать тутъ же подъ произведеніемъ (у Острогорскаго имена авторовъ печатаются подъ заглавіемъ произведенія), а лишь въ общемъ оглавленіи книги (какъ въ „Родномъ Словѣ“ Ушинскаго).

3) Я считаю привитіе вкуса къ модѣ вообще, къ модному чтенію въ частности, антипедагогическимъ пріемомъ. Шопенгауэръ сказалъ: „Искусство не читать въ высшей степени важно въ примѣненіи къ нашему чтенію. Оно сводится къ тому, что не слѣдуетъ даже брать въ руки вещи, интересующія въ каждый данный періодъ времени большинство читающей публики: напримѣръ, политическіе или церковные памфлеты, романы, поэзію и т. п., вообще все, что дѣлаетъ много шума и появляется въ нѣсколькихъ изданіяхъ въ первый и послѣдній годъ своего существованія: лучше въ это время подумать то, что пишущіе для дураковъ непремѣнно находятъ многочисленную публику, и посвятить всегда скудно отмѣренное, предназначенное для чтенія время исключительно произведеніямъ великихъ, стоящихъ выше остального человѣчества людей всѣхъ временъ и народовъ, тѣхъ людей, на которыхъ указываетъ человѣчество. Лишь послѣдніе дѣйствительно образовываютъ и поучаютъ“. Ту же мысль Дюрингъ въ прямомъ примѣненіи къ писателямъ-художникамъ („Великіе люди въ литературѣ“, 480).

высказываетъ

Что касается пріемовъ обработки литературнаго матеріала въ русскихъ хрестоматіямъ, то ихъ практикуется два:

1) сообщаются біографическія свѣдѣнія какъ о писателяхъ вообще, такъ и объ обстоятельствахъ появленія произведенія, внесеннаго въ хрестоматію;

2) даются реальныя объясненія словъ, мало понятныхъ малолѣт

нимъ читателямъ.

Хрестоматія Мартыновскаго, напримѣръ, заключаетъ цѣнныя объясненія обоихъ видовъ въ большомъ количествѣ. Хрестоматія Поливанова не даетъ ни того, ни другого. Книги Гусевой и Острогорскаго снабжены только объясненіями словъ. Но характеръ этихъ объясненій различенъ. Въ то время, какъ Гусева снабжаетъ свои статьи небольшимъ количествомъ толкованій словъ, — толкованій обычнаго типа, въ книгѣ Острогорскаго объяснено до 1.200 словъ, при чемъ лишь сравнительно немногія изъ этихъ объясненій относятся къ реальному комментарію, огромное же большинство этихъ словъ объяснено со стороны ихъ употребленія въ языкѣ, въ связи съ фразеологіей.

Этого рода толкованіе словъ является пріемомъ совершенно новымъ въ нашихъ хрестоматіяхъ, хотя онъ давно уже рекомендованъ академикомъ Срезневскимъ: „Надо объяснять имъ (дѣтямъ) значенія словъ не только какъ условныхъ знаковъ представленій и понятій, но и какъ сознательныхъ изображеній, вразумительныхъ для ума или чуемыхъ воображеніемъ, слѣдовательно, упражняя не только память дѣтей, но и ихъ смышленость, заставляя ихъ вдумываться и въ оттѣнки значенія всякаго основного слова, и въ значенія словъ, изъ нихъ произведенныхъ, и въ значенія тѣхъ производственныхъ окончаній, которыя употребляются для ихъ образованія, и въ отличія значенія словъ, сходныхъ по смыслу“. Правда, у Срезневскаго программа намѣчена нѣсколько иная и отчасти шире, чѣмъ тѣ объясненія, которыя даны въ „Живомъ Словѣ“, тѣмъ не менѣе нельзя не согласиться, что г. Острогорскій имѣлъ полное право просить преподавателей, въ предисловіи къ своей книгѣ, „обратить особенное вниманіе на эти толкованія, снабженныя большимъ количествомъ различныхъ примѣровъ, выраженій, пословицъ и загадокъ“.

Нужно помнить, что проникновеніе въ душу человѣка путемъ художественнаго чтенія идеть рядомъ и одновременно съ проникновеніемъ въ родной языкъ, чрезъ отчетливое, вдумчивое пониманіе словъ; русскій языкъ, если въ него вдумываться по указаніямъ Срезневскаго, съ помощью и такихъ объясненій, которыя даются г. Острогорскимъ, явится великимъ орудіемъ мысли: языкъ есть не šprov, a évépqsа, не дѣло, а дѣятельность мыслящаго духа.

Вундть указываетъ, что усвоеніе языка идетъ двумя путями, соотвѣтственно двумъ кореннымъ функціямъ нашего ума: чрезъ несознательную ассоціацію и сознательную апперцепцію.

Профессоръ Ө. Ф. Зѣлинскій утверждаетъ, что родной языкъ усваивается первымъ методомъ: „Ассоціаціоннымъ путемъ, т. е. при пассивномъ состояніи вниманія, усваивается прежде всего родной языкъ, а именно путемъ такъ называемой ассоціаціи по смежности; достигается этимъ чисто ремесленная, такъ сказать, сноровка, въ силу которой человѣкъ владѣетъ и распоряжается всѣми этимологическими, семасіологическими и синтаксическими сокровищами языка, не будучи, однако, въ состояніи отдать себѣ отчетъ въ причинѣ, почему онъ ими распоряжается именно такъ, не зная организма своего языка“. Съ этими словами крупнаго филолога всецѣло не приходится соглашаться. Уже въ раннемъ дѣтствѣ родной языкъ усваивается при большой работѣ апперцепціонной стороны сознанія: если бы въ эти

--

годы усвоеніе родного языка шло только путемъ ассоціаціи, безъ участія апперцепціи, между прочимъ апперцепціи грамматической, то памяти ребенка не хватило бы на усвоеніе и сотой доли того, что ему приходится запоминать. Однако, несомнѣнно, что и школа непремѣнно должна вводить дѣтей въ сознательное отношеніе къ языку, но теперь она это дѣлаетъ нецѣлесообразнымъ путемъ: средство у нея-учебники по грамматикѣ. Острогорскій пробуетъ вести учащихся по другому пути, и въ этомъ починѣ его крупная заслуга. Школа имѣетъ право ожидать, что въ послѣдующихъ изданіяхъ эта важная сторона „Живого Слова“ г. Острогорскаго будетъ исполнена шире. Въ этомъ расчетѣ я, съ своей стороны, сдѣлаю нѣсколько указаній: 1) Толкованія словъ слѣдовало бы вынести въ конецъ книги (въ формѣ словаря); въ такомъ случаѣ окажутся умѣстными всѣ толкованія, въ томъ числѣ и тѣ, которыя призналъ излишними въ своей рецензіи г. Грузинскій („Вѣстникъ Воспитанія“ 1908 г., No 3), такъ какъ тогда будетъ зависѣть уже отъ учителя, въ какой мѣрѣ ему воспользоваться тѣмъ или другимъ толкованіемъ. 2) При посредствѣ ссылокъ на различныя мѣста въ хрестоматіи, разнообразныя значенія, указываемыя въ словарѣ, нашли бы въ текстѣ той же хрестоматіи фактическое подтвержденіе, а это имѣло бы и то удобство, что могъ бы составиться особый видъ задачекъ для дѣтей въ толкованіи и подыскиваніи словъ, попавшихъ въ словарь.

Мнѣ остается сказать только о внѣшности изданій Гусевой и Острогорскаго. „Родная Нива" отпечатана вполнѣ удовлетворительно и цѣна ея не дорога (400 стр. большого формата -1 руб.). Книга же Острогорскаго издана роскошно, и цѣна на нее чрезвычайно низкая (90 коп. за 370 стр.). Прекрасная бумага и многочисленныя иллюстраціи современныхъ художниковъ далеко выдѣляютъ ее изъ ряда обыкновенныхъ школьныхъ книгъ (правда, иллюстраціи не всегда удачны, впадаютъ въ „стилизацію“, какъ и указано уже рецензентомъ „Педагогическаго Сборника“).

Я заговорилъ о внѣшнемъ видѣ хрестоматій потому, что при выборѣ книги для школы нельзя упускать изъ виду и ея внѣшность, такъ какъ и послѣдняя имѣетъ педагогическое значеніе. „Въ дѣтскомъ возрастѣ, - говоритъ въ недавно только опубликованныхъ замѣткахъ Ушинскій, — внѣшнее и внутреннее, форма и сущность смѣшиваются весьма легко, и неопрятная, душная комната, изорванный, запачканный, дурно напечатанный учебникъ почти столько же отбивають у