достаточной мѣрѣ обставлена хорошей классной мебелью и съ избыткомъ снабжена книгами, учебными пособіями и письменными принадлежностями. Вся обстановка школы и ея внѣшній видъ производятъ пріятное впечатлѣніе. Учителемъ въ этой новой школѣ состоитъ молодой человѣкъ, окончившій курсъ обученія въ учительской семинаріи; онъ — сынъ священнослужителя изъ ближайшаго села и знаетъ церковное пѣніе. Законоучительствуетъ въ школѣ священникъ приходскаго села, находящагося отъ деревни на разстояніи верстъ семивосьми. Въ школѣ обучается до 40 мальчиковъ и дѣвочекъ изъ мѣстной и окружныхъ деревень; учащіеся составили пока одно младшее отдѣленіе школы.

Въ деревнѣ одновременно со школою, саженяхъ въ 40 отъ нея, начать и почти законченъ постройкою деревянный храмъ на средства мѣстнаго усерднаго уроженца, теперь одного изъ московскихъ архимандритовъ. Когда вы приближаетесь къ деревнѣ изъ приходскаго села, то школьный домъ и вновь возводимое зданіе храма, выступающіе изъ окрестныхъ равнинъ версты за три слишкомъ, представляются господствующими надъ ближайшими починками, особенно же надъ мѣстною деревенькой и поистинѣ напоминаютъ свѣтильники, на верху холмовъ и предгорій возженные. Скромные, потемнѣвшіе отъ непогодъ и времени, деревенскіе домики словно сторонятся отъ сосѣдства съ новыми высокими зданіями школы и храма, какъ будто стыдясь своихъ малыхъ размѣровъ и своей ветхости...

Войдемъ теперь въ школу и посмотримъ, что въ ней дѣлается. Такъ какъ ученье всегда начинается молитвою, то учителю предложено было, чтобы вмѣстѣ съ дѣтьми онъ пропѣлъ какую-либо изъ лучше извѣстныхъ имъ молитвъ. И вотъ нетвердымъ, колеблющимся унисономъ, стараясь попасть въ голосъ учителя, школьники медленно запѣли Молитву Господню. Они пропѣли ее съ большимъ трудомъ неустойчивыми, вздорными голосами, и нельзя было не пожалѣть, что дѣти пѣли молитву, а не читали. Было ясно, что учитель очень мало обучалъ дѣтей пѣнію, хотя и могъ бы обучать больше, такъ какъ самъ умѣетъ пѣть и даже владѣетъ скрипкой, какою и снабженъ своевременно. Послѣ повѣрки ученическихъ познаній и подготовки оказалось, что дѣти заучили главнѣйшія начальныя молитвы, за исключеніемъ утренней и вечерней, но заучили не только безъ всякихъ объясненій, а и безъ умѣнья переводить текстъ ихъ на всѣмъ понятный родной языкъ, они не могли отвѣчать даже на вопросы о томъ, къ Кому именно мы обращаемся молитвенно, произнося тотъ

или иной церковно-славянскій текстъ молитвы. Оставалось предполагать, что о. законоучитель не особенно часто бывалъ въ новой школѣ, какъ того требовали просвѣтительныя ея нужды. Совершалъ ли онъ въ школьномъ домѣ какія-либо церковныя службы, позволительно сомнѣваться. Зато можно сказать съ увѣренностью, что учитель не приходилъ на помощь къ своему сослуживцу-пастырю въ дѣлѣ просвѣщенія дѣтей истинами вѣры: онъ даже не прочитывалъ съ учащимися хотя бы книжки прот. Пл. Аѳинскаго, въ цѣляхъ назиданія ихъ глаголами живота вѣчнаго. А вѣдь сдѣлать это было такъ легко, удобно... Впрочемъ учитель, быть можетъ, повиненъ въ этомъ упущеніи и не въ такой степени, какъ можетъ казаться съ перваго взгляда: вѣдь наставлять дѣтей въ Законѣ Божьемъ у насъ доселѣ разрѣшено не всѣмъ, кто могъ бы это дѣлать... Успѣхи дѣтей въ умѣньи читать по-русски, въ пріобрѣтеніи элементарныхъ навыковъ счисленія, особенно устнаго, и въ чистописаніи можно признать вполнѣ достаточными. Зато грамоту церковную дѣти разбираютъ еще съ большимъ трудомъ, и это— опять недостатокъ учебнаго дѣла, невольно обращающій на себя вниманіе. Оказывается, что въ школѣ сравнительно слабѣе поставлены такіе важные, особенно въ темной захолустной деревнѣ, предметы общаго начальнаго воспитанія и обученія, каковы - Законъ Божій, церковная грамота и церковное пѣніе. Да, это предметы важности неоспоримой, а въ настоящее время по преимуществу, такъ какъ волны религіознаго сомнѣнія, маловѣрія и даже невѣрія угрожаютъ захватить и русскую деревню, а отцы и матери дѣтей-школьниковъ до сихъ поръ, несмотря почти на десятивѣковую исторію христіанства на Руси, все еще остаются во мракѣ религіознаго невѣдѣнія, все еще чрезвычайно слабо подготовлены къ тому, чтобы сообщать имъ, дѣтямъ, хотя бы начатки, хотя бы основы православной вѣры и христіанской нравственности...

Говоря о возможности для деревенскаго учителя быть очень полезнымъ для своихъ питомцевъ и окружающаго населенія и въ дѣлѣ конфессіональнаго ихъ просвѣщенія, мы невольно вспоминаемъ иныя впечатлѣнія, вынесенныя минувшей зимою изъ осмотра другой деревенской школы, именно въ Яр—скомъ уѣздѣ (см. „Народное Образованіе“ за февраль мѣсяцъ 1908 года, стр. 124). Ученикъ, вызванный въ той школѣ къ отвѣту, разсказывалъ исторію Страшнаго Суда Божія. Что же особеннаго, что примѣчательнаго представлялъ отвѣтъ его? Почему послѣдній воспроизведенъ въ журнальной статьѣ съ возможною для памяти слушателя точностью? Для этого были слѣдующія основанія:

мальчикъ излагалъ разсказъ не только вполнѣ сознательно, не только очень близко къ евангельскому тексту, но и съ такимъ воодушевленіемъ, съ такою искренностью и простотою вѣры въ дѣйствительность какъ будто уже наступившаго, уже совершающагося Страшнаго Суда Божія, что оставалось только радоваться этой теплотѣ святого его одушевленія. Кто же, какъ не скромная, въ упомянутомъ журналѣ названная, деревенская учительница, кто вдохнулъ въ сердца и умы дѣтей-школьниковъ такую чистоту и искренность вѣры? Правда, въ той школѣ отвѣчалъ одинъ изъ старшихъ учениковъ; но вѣдь и школа, посѣщенная въ апрѣлѣ мѣсяцѣ, при лучшемъ составѣ учащихъ лицъ и при наличности лишь одного отдѣленія учащихся, вполнѣ могла бы сообщить послѣднимъ хотя важнѣйшіе факты исторіи новозавѣтной, а между тѣмъ ученики и ученицы этой школы не только не приступали къ изученію Священной исторіи, но даже оказались не понимающими общаго содержанія и смысла такихъ общедоступныхъ молитвъ, каковы — Молитва Господня и молитвы предъ принятіемъ пищи и послѣ этого принятія. „Отчего бы вамъ, молодой наставникъ, говорили мы учителю, отчего бы не объяснить дѣтямъ даже Молитвы Господней или, по крайней мѣрѣ, не перевести для нихъ текста ея на родной языкъ? Если допустить, что вы принадлежите къ числу людей, по мнѣнію которыхъ школа не обязана наставлять дѣтей въ Законѣ Божьемъ и что это наставленье — исключительный долгъ семьи, чего относительно васъ я, впрочемъ, не думаю, то вѣдь согласитесь, что Молитва Господня имѣетъ характеръ общечеловѣческій, универсальный, а потому ее могутъ заучивать и пользоваться ею даже, напримѣръ, мусульмане, язычники, словомъ всѣ люди, и я знаю одного образованнаго врача-еврея, который научилъ своихъ дѣтей именно этой молитвѣ“. Отвѣта на предложенный вопросъ, къ сожалѣнію, не послѣдовало, хотя учитель и обѣщалъ восполнить всѣ замѣченные недостатки. Дай Богъ ему успѣха!

2. Подъ впечатлѣніями осмотра одного изъ городскихъ, по положенію 1872 года, училишъ.

Однимъ изъ послѣднихъ циркуляровъ г. министра народнаго просвѣщенія въ среднихъ учебныхъ заведеніяхъ имперіи возстановлены экзамены для всѣхъ безъ исключенія учащихся. Органы нашей печати, какъ общей, такъ и педагогической, въ преобладающемъ количествѣ высказались против упомянутаго возстановленія, находя его совершенно излишнимъ не только для среднихъ учебныхъ заведеній, но и

для низшихъ и даже для школъ начальныхъ. Справедливо ли, основательно ли такое отношеніе печати къ состоявшемуся министерскому распоряженію?-Пусть будетъ позволено высказаться по этому вопросу старому учителю, во все время своей продолжительной службы не перестававшему интересоваться вопросами воспитанія.

Возстановленіе экзаменовъ въ школахъ, произведенное на основаніи циркулярнаго министерскаго распоряженія, должно быть признано не только фактомъ неизбѣжной необходимости, но и дѣломъ безусловно полезнымъ, такъ какъ оно внесло въ жизнь нашей средней школы очень замѣтное отрезвленіе и оживленіе. Вспомнимъ, что еще очень недавно воспитанники нашихъ среднихъ учебныхъ заведеній, побросавъ книжки и совсѣмъ прекративъ обученіе, стали заниматься формировкою самостоятельныхъ школьныхъ организацій, опасною игрою въ политику и автономію, забастовками и бойкотами. Вспомнимъ, какъ еще недавно наши школьные юноши и подростки, опозоривъ стѣны учебныхъ зданій сценами всякихъ оскорбленій и даже убійствами начальствующихъ лицъ, ринулись на улицу, а отсюда направились, въ веселомъ и вольномъ настроеніи, въ театры и клубы, трактиры и кафе-шантаны. Вспомнимъ, наконецъ, постыднѣйшія „огарческія общества“ молодежи и совершенно невѣроятныя даже три-четыре года тому назадъ „дома свободной любви“, и мы поймемъ, мы согласимся, что принятіе серьезныхъ мѣръ для возвращенія учащагося юношества къ нормальной трудовой жизни было дѣломъ самой неотложной необходимости и общей пользы, и что возстановленіе экзаменовъ не безъ основаній было признано одною изъ такихъ мѣръ, которыя могутъ водворить въ жизни средней школы нарушенный порядокъ и дать забывшемуся юношеству убѣдительное вразумленіе. Уже съ начала минувшаго учебнаго года жизнь упомянутой школы мало-по-малу стала входить въ свое обычное нормальное русло, а къ концу года, когда получено было увѣдомленіе объ экзаменахъ, упорядоченіе школьной жизни стало болѣе замѣтнымъ.

Что бы ни говорили либеральные органы печати о необходимости уничтоженія въ школахъ экзаменовъ, а идея и значеніе экзамена, какъ одного изъ обычныхъ и вполнѣ цѣлесообразныхъ средствъ обученія, рекомендуемыхъ раціональною дидактикой, остались ни мало не поколебленными въ своемъ существѣ, въ своей теоретической природѣ, и рѣчь можетъ идти не объ отмѣнѣ экзаменовъ, а лишь объ измѣненіи условій постановки ихъ. Какъ испытанное и оказавшееся безусловно полезнымъ дидактическое средство, экзаменъ побуждаетъ

ученика чаще окидывать умственнымъ взоромъ пройденный учебный путь и отдавать самому себѣ отчетъ въ прочности и степени сознательности усвоенія пріобрѣтаемыхъ познаній, а въ концѣ курса заставляетъ его повторять или умственно воспроизводить каждый учебный предметъ во всей полнотѣ его содержанія, въ его цѣломъ, такъ сказать, органическомъ составѣ и ассоціировать въ сознаніи отдѣльныя, нерѣдко остававшіяся разрозненными части этого состава, этого общаго курса, учителю же даетъ возможность облегчать учащимся чрезвычайно важный процессъ связнаго, систематическаго усвоенія предмета.

Казалось бы, всѣ образованные люди должны привыкнуть къ идеѣ естественной важности и необходимости экзамена, какъ одного изъ весьма обычныхъ и неизбѣжныхъ жизненныхъ явленій. Всякій разъ, когда человѣкъ выступаетъ не только передъ большимъ собраніемъ слушателей, но и передъ двумя-тремя лицами, выступаетъ съ какоюлибо рѣчью или предложеніемъ, лекціей или проектомъ, онъ добровольно отдаетъ себя на судъ постороннихъ людей, онъ подвергаетъ себя экзамену и критикѣ со стороны тѣхъ, къ кому обращается съ рѣчью, онъ неизбѣжно переживаетъ рядъ эмоцій, напоминающихъ душевное состояніе школьника на экзаменѣ... Вѣдь собственныя выгоды каждаго изъ насъ непремѣнно требуютъ, чтобы мы возможно чаще возвращались къ обозрѣнію исполненныхъ нами работъ, постоянно помнили ихъ и, въ цѣляхъ самопровѣрки и самокритики, отдавали другимъ людямъ самый строгій отчетъ въ нихъ; такихъ людей мы всегда считаемъ болѣе насъ опытными и свѣдущими. Иначе никакое дѣло не можетъ идти у насъ успѣшно, особенно изъ категоріи такихъ, которыя представляютъ какой-либо общественный интересъ. Это замѣчаніе особенно примѣнимо къ оцѣнкѣ всякихъ новыхъ умственныхъ пріобрѣтеній или знаній, такъ какъ альтруистическій характеръ ихъ не можетъ подлежать сомнѣнію. Если же экзамены явленіе обычное въ жизни общественной, то почему они признаются столь не желательными въ жизни школьной? — Можно сказать съ увѣренностью, что едва ли кто станетъ сознательно отрицать пользу экзаменовъ въ ихъ основномъ, идейномъ значеніи; обыкновенно же говорятъ не противъ идеи экзаменовъ, а противъ совершенно ненормальной современной ихъ постановки, противъ тѣхъ крайне затруднительныхъ условій, при которыхъ они ведутся, протекаютъ. Находя послѣ всего сказаннаго здѣсь совершенно излишнимъ разсматривать экзамены, какъ проявленіе недовѣрія къ ученическимъ познаніямъ, мы однако вполнѣ сознаемъ всю основательность желанія совершенно иной постановки